16 сентября, вечер, приблизительно 20:00.
   Очень, очень плохой день был у мистера Дэвиса 16 сентября 1996 года. Наверное, следовало бы внести его в анналы истории сего замечательного юноши как самый розовый день в его жизни.
   Школьная мантия была уничтожена, белая рубашка тоже, факультетский галстук превратился в обгорелую, покрытую более чем на пятьдесят процентов площади обгорелую тряпку. Волосы были похожи на мерзкую розовую паклю, как на вид, так и на ощупь, поэтому Роджер решил обратиться к кому-то из девушек своего факультета, дабы они попытались соорудить на его голове что-то более-менее приличное, так как совсем состригать волосы, бывшие буквально утром прекрасными, ухоженными, длиной до плеч было ну очень жаль. Та часть факультета, которая успела позавтракать раньше начавшегося погрома или же просто проигнорировала утренний прием пищи, покатывалась от хохота при виде сурового старосты Рейвенкло в столь смехотворном виде. Обратившись к Лизе Турпин, внешне вроде приличной и адекватной леди, Роджер получил явно не то, чего ожидал, а именно розовый ирокез и очень коротко стриженые виски. Взглянув в зеркало, староста еле удержался от нецензурных выражений, хотя внутри весь кипел от гнева, что над ним прикололись уже второй раз за день, и еле сдержался, чтобы не обрезать розовые пряди. Девушки, сидящие в гостиной, хихикая, сообщили, что ему очень идёт, так как это ярко, модно и неформально. Дэвис молча поднялся и удалился в спальню, громко хлопнув дверью.
   Именно в спальне его и обнаружил Николас Белби, после происшествия в Зале полдня где-то пропадавший. Зато сейчас он был не один, а с прелестной подружкой – бутылкой огневиски. Призывно помахивая ею, Ник вошел в комнату, аккуратно прикрыв. Лежащий ничком на кровати Роджер лишь скосил взгляд в сторону вошедшего, ничего не говоря, и отвернулся, глядя в сторону окна: Вздохнув, он угрюмо пробурчал, всё ещё не оборачиваясь к другу:
– Ну и чего ты явился, Ник? Куда свою психопатку дел, кстати? Как она, кстати, не убилась, когда Малфой её Финитой приложил? – вежливо поинтересовался он, даже в моменты отвратительного настроения не теряя хороших манер, так как не любил грубить друзьям. – Я уже не обратил внимания, ибо меня отвлек этот наглый мальчишка с Гриффиндора. Откуда он вообще вылез, я как-то на него раньше и внимания не обращал… – слабо усмехнувшись, Роджер замолчал, комкая в кулаке покрывало и задумавшись о Ричарде Лесли, успевшим сегодня привлечь его внимание.

– Тебе не кажется, что ты выбрал не самый удачный момент для знакомства?
– Ещё бы у меня была возможность выбирать тот самый удачный момент, – усмехнувшись, фыркнул Роджер, наблюдая за манипуляциями Николаса с бутылкой огневиски. – Хотя получилось неплохо. Красивый такой мальчик… – прикрыв глаза, он вспоминал порывистого проказливого блондинчика-гриффиндорца с идеальной прической и милым личиком, и будто снова чувствовал на губах его поцелуй, сладкий из-за сочного яблока и такой порывистый, чувственный…
   Голова снова чуть закружилась от воспоминаний, а внутри разлилось какое-то смутное тепло, будто бы и огневиски не нужно было для полного счастья. На лице грозилась появиться блаженная улыбка, но Роджер сдержал её, внешне оставаясь всё таким же злобно-раздраженным, как и буквально парой минут ранее. Но после мыслей о мистере Лесли даже немного всё равно стало, что на голове розовый кошмар парикмахера, мантия со значком старосты утеряна в пылу схватки, что с него потешается полшколы, даже родной факультет где-то растерял всё своё уважение и то и дело слышится тихое хихиканье девчонок и тщательно скрываемые улыбки, которые Роджер всё равно замечает – внимательный он юноша.
   Благо ожоги удалось быстро залечить – Блейз Забини оказался человеком слова и с наигранно покаянным выражением лица притащил в Больничное Крыло какую-то особую мазь, после нанесения которой все ожоги затянулись буквально на глазах. Из-за этого Дэвис стал немного благосклонней относиться к слизеринцу, хотя утром был абсолютно взбешен его криворукостью и неловкостью. Мда, зельевар из него гораздо лучше, чем боец на палочках. В мысли, заставляя прийти в себя и открыть глаза, резко ворвался голос Николаса, успевшего разлить огневиски по бокалам и подойти к кровати, на которой лежал Роджер.
– А куда делась коронованная голова, а с ней самодовольная физиономия, нашего немца Шлафлоса? Неужели взялся, наконец, за воспитание братца? Или он бродит по Хогвартсу, осматривая свои владения? – юноша сел на кровать и молча протянул стакан с янтарного цвета жидкостью Роджеру.
   Сев поудобней, приняв напиток, Дэвис задумчиво покачал бокал, наблюдая, как он стекает со стенок, а затем поднес его поближе, принюхиваясь и вдыхая многогранный аромат явно недешевого напитка.
– Ещё бы заесть чем-то… – вздохнув, он кивнул Нику, залпом выпивая большой глоток огневиски.
   Внутри будто небольшой пожар полыхнул, согревая и успокаивая. Немного поморщившись, Роджер шмыгнул носом – всё же последствия утреннего стриптиза в мокрой одежде сказывались. Ничего, ещё несколько бокалов и станет совсем хорошо.
– Что-то я сомневаюсь, что он сейчас с братом – я видел Шлафлоса-младшего, рыжую идиотку и её дружка с Хаффлпаффа в Больничном крыле, так как последний, видимо, сильно пострадал от Бомбарды, – а потом, тоже представив Артура в доспехах и короне, с пафосом бродящего по Хогу и отдающего всем направо и налево приказы, чуть не расхохотался, но позволил себе лишь довольно тепло улыбнуться. – Его величество Шлафлос изволили удалиться в неизвестном мне направлении. Вероятно, заняты какими-то своими королевскими Шлафлосовскими делами, – громко хмыкнув, Роджер положил руку под голову, случайно проводя пальцами по короткому ёжику волос, неприятному наощупь.
– Нет, ну не суки ли, а? – снова слегка вспылив, обратился он к Николасу. – Как тебе мой новый стиль? – наблюдая, как друг пытается удержаться от улыбки, кстати, безуспешно, Роджер пихнул его в бок: – И ты туда же, гад. Ладно, утром что-то подумаю. Может, их просто сбрить налысо и отрастить заново, как думаешь? – задумчиво поинтересовался он, а затем поспешно спросил: – Кстати, ты мне так и не ответил. Как тебе удалось отвертеться от Дженнифер? Она что-то последнее время уж совсем на тебе виснет.

Отредактировано Roger Davies (24 апреля, 2013г. 20:44:26)

– Поругались? С чего бы это? – Роджер, как всегда, всё пропустил – видимо, именно в тот момент он был занят стягиванием с себя мокрой мерзкой рубашки или пикировкой с Ричардом. Но Ник как-то не обратил внимания на слова друга, продолжив рассказывать:
– Она оставила меня в Большом зале, если честно, меня ничуть не огорчает её выбор, – в этот момент у Дэвиса на лице было написано выражение «я же тебе говорил!» – Последнее время слишком много Дженнифер в моей жизни, думаю, пора сделать перерыв. Иногда я вообще не понимаю, что связывает нас, – задумчиво закончил Белби, разглядывая янтарную жидкость в бокале и как-то чуть печально вздыхая.
   Роджер, внимательно наблюдающий за Николасом, не забыл вставить свои язвительно-иронические пять кнатов в диалог про Дженнифер Мизери:
– Никто из нас не понимает, друг. Но знаешь, мы часто выбираем себе в спутники жизни совсем неподходящих нам личностей. Любовь зла, полюбишь и… – процитировал он услышанную от кого-то поговорку. – Мда… – сделав ещё один небольшой глоток обжигающего напитка, он сглотнул, машинально потирая рукой грудь – пищевод, как обычно, будто обожгло жидким огнём, и непонятно было, приятное это ощущение или же не очень. – Но всё же я верю, что ты образумишься, наконец, и милая истеричная мисс Мизери исчезнет из твоей жизни, постели, из-за факультетского стола и из нашей гостиной, – периодически Дэвис был тем ещё ворчуном. Просто он не любил посторонних незнакомых личностей в окружении своих птичек, в смысле, студентов Рейвенкло.
– Что нам теперь делать, Роджер? Я имею ввиду тот беспорядок, что творится в школе.
– Думаю, что это только его начало, – кивнул староста.
– Младшие студенты в панике, первый курс вообще в полной растерянности: первые две недели в Хогвартсе, а в Большом Зале уже взрываются столы и трансфигурируются ученики. Вот возьмут ещё себе такое в пример, и не огребём мы потом с ними проблем.
   Усмехнувшись, Роджер поставил каким-то волшебным образом опустевший бокал на тумбочку, стоящую рядом с его кроватью.
– Знаешь, пусть учатся детки. Сегодня они на живом примере увидели прекрасное применение Бомбарды Максима от мисс Мелифлуа, – начал он подсчитывать те заклинания, об успешном применении которых он знал точно из рассказов очевидцев или же слышал и видел сам, – Тергео, Серпенсортиа, Инсендио от милого юноши Блейза Забини, Калворио от юной принцесски Слизерина Харпера, что там ещё? – вопросительно глянул он на друга, на что тот ответил:
– Канариенсис верти от меня и неплохое Аверто от Себастьяна. Решил законспектировать, дабы это вошло в анналы истории Хогвартса? – ну как же без подколок-то?
– Погоди. Стоп. Пауза, – взмахнул рукой Роджер, шокировано приподнявший бровь. – Это. Ты. Превратил. Дженнифер Мизери. В канарейку?! – медленно, делая паузы между словами, переспросил он.
   Вспоминая жирненькую птичку, с воплями летающую над студентами, дерущимися в Большом Зале, а потом феерическое падение растрансфигурированной и истерически вопящей Дженнифер с высоты около пяти метров, за которым следовало не слишком мягкое приземление, Дэвис не выдержал. Закрыв лицо руками, он хмыкнул, а затем расхохотался. Нет, не так. Гомерически заржал, почти катаясь по кровати, сгибаясь и хлопая ладонью по постели.
– Канарейка, – смех, – да Вы великолепны, сэр Белби, – снова взрыв смеха.
   Успокоившись, Дэвис сел поудобней и посерьезнел, сразу став снова ответственным старостой Рейвенкло, а не беззаботно хохочущим юношей со взрывом розового на голове.
– Ладно, долей мне огневиски, – подождав, пока Ник выполнит просьбу, он благодарно кивнул, взял бокал и отсалютовал им другу, – пью за тебя, о храбрый рыцарь. Да храни тебя Мерлин от истерических волн ненависти девочки-несчастья, – имея в виду Дженнифер, разумеется.
   Он сделал ещё один глоток, который уже не принёс былого огня, только лишь приятное тепло, расползающееся по телу.
– А теперь я бы без особого удовольствия, а только по крайней необходимости, обсудил бы с тобой исчезновение преподавателей, – вздохнув, он в упор посмотрел на Белби, и продолжил, – Ник, это твоих рук дело?

Отредактировано Roger Davies (1 июня, 2013г. 15:58:19)

– Погоди. Стоп. Пауза, Это. Ты. Превратил. Дженнифер Мизери. В канарейку?! Канарейка, да Вы великолепны, сэр Белби!
   Кажется, промах Белби Роджер воспринял как хорошую шутку. Белби было приятно хоть как-то развеселить друга, поэтому в ответ он выдавил кривую ухмылку.
– Ладно, долей мне огневиски, пью за тебя, о храбрый рыцарь. Да храни тебя Мерлин от истерических волн ненависти девочки-несчастья.
   Николас молча осушил бокал. Кажется, мне удалось избежать нотаций Роджеру на тему магического самоконтроля и опасности насылания мелких проклятий. Белби уже предвкушал, как весело проведёт вечер с двумя друзьями и бутылкой огневиски, как сможет забыться хотя бы на один вечер, сбросит кандалы ответственности и освободится от назойливого постукивания совести в чертоги своего разума. Но внезапно Роджер переменился в лице. Улыбка куда-то исчезла, её место заняла строгость и некая неловкость. Похоже, тема для разговора предстоит не самая приятная.
– А теперь я бы без особого удовольствия, а только по крайней необходимости, с удовольствием обсудил бы с тобой исчезновение преподавателей. Ник, это твоих рук дело? – по выражению лица друга было понятно, что сейчас он совсем не шутит.
   Николас же был абсолютно не настроен на подобного рода разговоры. Рейвенкловец прекрасно понимал, что никак не может сказать другу правду. Проще всего для Белби было бы ответить на вопрос шуткой, что он и собирался сделать. Но парень никак не мог понять, откуда в голове Роджера такие мысли.
   Неужели, я чем-то выдал себя? Или это Рори? Последнее время он слишком часто крутится вокруг Дэвиса. Янг никогда не отличался сдержанностью, как бы ничего не проболтал. Остаётся надеяться, что в голове у Янга больше извилистого содержимого, чем у Дженнифер.
   Белби хотел было иронично намекнуть Роджеру, что он параноик и слишком преувеличивает интеллектуальные и физические способности Ника, если считает, что тот способен похитить весь преподавательский состав. Как вдруг в комнату ввалился некоронованный царь всея Хога Артур Шлафлос и, не замечая ничего вокруг, а особенно немного рассерженного Ника, держал свою речь на тему семьи, чистоты крови, общешкольной морали и прочей ерунды, до которой Белби сейчас не было никакого дела. Ник слушал Артура в пол-уха и размышлял о каких-то философских вещах, как вдруг его слух уловил, что разговор зашёл о Мизери.
– Николас, твоя ненормальная девица угрожала мне утром... И если бы я не был уверен, что она не может знать этого заклинания, я бы решил, что она собиралась произнести Второе непростительное... Будь осторожен, ок?
   Рейвенкловец подумал, что стоит сослаться на периодическую неадекватность Дженни, но прервать друга парень не решился и лишь удивлённо поднял бровь, когда старший Шлафлос достал из своего чемодана стеклянную бутыль
– Вы, наверное, никогда настоящего шнапса и не пробовали, несчастные... Предлагаю исправить это досадное недоразумение. Завтра очень тяжелый день. Чтоб проблем было меньше, а радостей – больше! – громко произнёс Артур.
   Если бы все проблемы смог решать только глоток шнапса, Белби наверняка купался бы в этом напитке, и не только потому, что в проблемах он и так утопал, но и потому, что маггловский напиток понравился ему больше, чем обычный огневиски. Глоток за глотком и проблемы Ника действительно покинули голову парня, но прихватив с собой жесткий самоконтроль и трезвое восприятие мысли, не оставили рейвенкловцу шансов на логически обоснованные слова и действия.
– Роджер, ты же не против, если я подежурю сегодня? – не нуждаясь в ответе, рейвенкловец продолжил. – А вообще, неплохо было бы устроить усиленное дежурство над замком, пока никто из преподавателей не вернулся.
   Белби понимал, что никто из его друзей не проникнется идеей отдать свою ночь на общее благо школы, но рейвенкловцу надо было как-то объяснить своё шатание по коридорам предстоящей ночью. «Полнолуние близко, а значит, луна достаточно большая и сможет осветить мне все окрестности. Стоит решить заранее, куда отправить нашу стаю в этот раз. К тому же, надо отыскать остальных волчат. Сегодня я видел только троих, куда, интересно, делись остальные? Отсыпаются после трудовой ночи?». Ник непроизвольно нахмурился и сделал большой глоток Шнапса.
– Определённо стоит запастись этой прелестью в несколько больших количествах, чем одна бутылка, – мечтательно протянул Ник. – Интересно, в «Трёх мётлах» такие продаются?

В голове Артура мелькнула мысль о том, что это все как-то очень странно. Отношения Мизери и Ника. Ника, которого он знает с первого курса, как отличного друга, веселого парня и вообще замечательного человека и странной, неадекватной, жуткой, сколько он себя помнил в Хогвартсе, девицей. И почему они начали встречаться именно с этого года? Гормоны, понимаю… Но не Дженнифер же в самом деле!
– Роджер, ты же не против, если я подежурю сегодня? А вообще, неплохо было бы устроить усиленное дежурство над замком, пока никто из преподавателей не вернулся.
   Артур посмотрел на друга как на умалишенного, и, не выдержав, съязвил:
– Ох, уж не тебе ли больше работы светит? Ах да, совсем забыл ... Это ведь нам с Роджером пахать придется.
– Ой, да не вопрос только не надо забивать мою несчастную розовую голову этим вот сейчас, ладно? Иди куда хочешь, мистер ответственность, – хмыкнув при этих словах Дэвиса, немец благосклонно улыбнулся:
– Хотя сегодня ты и впрямь можешь идти куда угодно. Скатертью по жопе. А мы с Роджером напьемся без тебя. А ты иди к маленьким монстрам, и пусть эти мелкие нарушители режима сведут тебя с ума. Ты же даже баллов с них снять не сможешь, – поиздевавшись над «авторитетностью» Белби, блондин отметил что шнапс возымел великолепный эффект на его друзей. Арти был чрезвычайно далек от отрицания достижений маглов, ведь они могут быть очень полезны.
– Отравить нас решил, мой милый друг? Что это за магловская ересь и дрянь? – Шлафлос картинно надулся, но внимательно продолжал следить за Дэвисом после того, как друг попробует национальный немецкий напиток, и его лицо выразит удовлетворение и одобрение. После чего, в своих лучших традициях немец произнес :
– Ничего вы, идиоты, не понимаете в алкоголе, – удовлетворенно усмехается Шлафлос. Мысль о том, что он, такой великолепный, открыл друзьям потрясающий вкус шнапса, невероятно греет самолюбие.
– Определённо стоит запастись этой прелестью в несколько больших количествах, чем одна бутылка, – прямая похвала его и без того потрясающего вкуса не может не радовать.
   И, самодовольным тоном немец продолжает:
– Нет, потому что в Англии ни черта не понимают в алкоголе, а ваша маглофобия достигла потрясающих высот. Огневиски, бесспорно, хорош… Но «Трем метлам», на мой взгляд, стоило бы разнообразить ассортимент, – Арти мог часами распинаться, почему Германия в миллиард раз лучше Англии, но решил, что сейчас ему слишком лениво объяснять друзьям восхитительность собственной Родины в сотый раз.
– Школа вроде как под куполом, понимаешь? – обрывок фразы заставил Арти чуть нахмуриться: он был не настолько пьян, чтоб пропустить мимо ушей столь интересную подробность. Оставив это замечание без ответа, он, тем не менее, подумал, что наверняка это охранный механизм школы, поставленный Министерством или директором на случай опасности, грозящей школе. Парень еще не осознал со всей ясностью, что может случиться под куполом без преподавателей, но нехорошее ощущение уже пробралось в душу.
– Знаете, меня это всё так достало. Не хочу никаких обязанностей, не хочу подтирать носы малолетним идиотам, бегать за ними, следить, чтобы они вели себя пристойно, делали домашнее задание, чтобы с них не снимали баллы факультета, – Артуру были знакомы эти тирады, ведь он так часто произносил те же слова в своей голове или наедине с Аннимари или Роджером. – Надоело пытаться собрать нашу безответственную квиддичную команду неудачников, которые ленятся выкладываться на полную в матчах. Мы же не можем пытаться тянуть на себе всех, верно? – немец даже не обиделся на эпитет «неудачники».
   Роджер был абсолютно прав. С невеселыми мыслями префект откинулся на кровать. Постепенно шнапс, лекарство от всех проблем мира, начинал действовать. Внутри становилось тепло, голова тяжелела, и начинало просыпаться философски-пьяное восприятие действительности. Усталым голосом Арти произнес:
– Истину говоришь, друг мой, меня это тоже все достало. Ник, хочешь испытать такую же незабываемую гамму чувств? Хотя бы один день? Вот и иди, дежурь, пытайся воздействовать на разум, которого нет у маленьких чудищ. И пусть… Земля тебе будет пухом, – Шлафлос мрачно хохотнул, – после дежурства. А я хочу прикончить бутылку шнапса, лечь спать, и пусть с утра мне будет ужасно, – садясь на кровати, Арти налил немного в свой бокал и передал бутылку Роджеру.

Отредактировано Arthur Schlaflos (22 июня, 2013г. 18:47:23)

21 сентября, суббота, 9 утра.

   Утро снизошло на Роджера Дэвиса как-то очень внезапно: он просто резко вынырнул из какого-то довольно приятного сна, после чего, открыв один глаз, дабы взглянуть на стрелки будильника, он обнаружил, что время, когда обычно просыпаются приличные рейвенкловские старосты, куда-то улетучилось, уступив место наглому «ну и сколько можно валяться, уже девять утра». Недовольно поморщившись и медленно сев в постели, Дэвис заметил, что он в спальне, чудом, не один – на соседней кровати угадывался золотоволосый холмик, чуть ли не по макушку укрытый одеялом.
– Артур? Спишь? – и сам удивился сорванности своего голоса, который стал грубоватым и будто чужим.
   Простудился он вчера, что ли? Вчера.
– Что вчера было вообще? – недоуменно вздёрнул брови староста, глядя вперед в одну точку и силясь вспомнить подробности развесёлого вечера, явно переползшего в ночь, потому как, судя по состоянию его организма, сна досталось откровенно мало.
– Der schlimmste Tag meines Lebens, – недовольно пробурчал из-под одеяла разбуженный метаниями и вопросами Роджера Шлафлос, поворачиваясь на другой бок, дабы оказаться лицом к Дэвису.
– Чего не так? – не расслышал и недопонял юноша, недоуменно вглядываясь в помятое ото сна лицо друга.
   Артур только молчал и хмурился, видимо, не собираясь отвечать на вопрос, поэтому Роджер, пожав плечами, огляделся в поисках своей палочки и, обнаружив её на полу возле постели, как, собственно, и горку шмоток, которые он, скорее всего, стащил с себя перед тем, как забрался в постель. Или с него их кто-то заботливо снял – память упорно молчала, а воображение издевательски подбрасывало картинки с – почему-то – главным участием его пьяной вусмерть и зюзю официальной невестой Сандрой Фосетт. В ужасе зажмурившись, Роджер сцапал с пола свою волшебную палочку, с помощью Акцио призвал тонкий шелковый халат тёмно-синего цвета, так как не любил в одном нижем белье разгуливать по спальне, пусть даже и под задумчивым взглядом Артура, который смотрел явно не в его сторону.
   Выскользнув из-под одеяла, Дэвис натянул халат, небрежно повязав его пояс, и босиком направился в душевую. Посмотрев в зеркало, он обратил внимание на то, как в глазах полопались сосуды, из-за чего он был похож на больного конъюнктивитом кролика-людоеда, образ довольно хорошо освежала полоска засосов на изящной шее и взъерошенные в абсолютном безумии волосы, которые, видимо, танцевали джигу, пока юноша этого не видел. Зачарованное зеркало сочувственно промолчало, дабы не бить по и так уязвленному самолюбию красавчика-Дэвиса, который только вздохнул и плеснул в лицо холодной водой, что помогло освежиться и окончательно проснуться, заодно и рот прополоскал, в котором будто кто-то нагадил. И попытался волосы пригладить, правда, почти безрезультатно.
   Ассоциативный ряд больного воображения поражал своими гранями, а староста тем временем, плюнув на лёгкую небритость, вернулся в спальню, так как решил, что это только добавляет ему шарма, а то заклинанием пользоваться опасно – руки предательски дрожали, а в таком состоянии можно и шрам на полщеки приобрести. Те же мысли преследовали его и по поводу воспаленных глаз, и по поводу засосов – знать бы, кто так постарался… Лечебная магия в данный момент куда-то выветрилась из головы, уступив место мыслям и сомнениям, что из того, что удалось вспомнить, является правдой.
   Целовался ли он вчера с Сандрой? И, если да, что их на это подвигло? Никогда ведь нежных чувств по отношению друг к другу не испытывали. И Скарлетт… Проводил ли Дэвис свою младшую сестрёнку в такой сложный для неё день в Выручай-комнату и не случилось ли чего? Кажется, проводил – совесть молчала, давая понять, что с этим он хорошо справился. А вот дальнейшие события просто слились в калейдоскоп смутно знакомых голосов, ярких красок, музыки и ощущения праздника.
   Артур уже успел встать и одеться, и сейчас хмуро сидел на краю кровати, ожидая Роджера. Тот пытливо глянул на друга и поинтересовался, идя к шкафу:
– Ты-то хоть помнишь события вчерашнего вечера? – открывая створку и вытягивая оттуда чёрный костюм и белоснежную рубашку, заботливо отглаженные домовиками.
   На что Шлафлос грустновато кивнул, скривившись:
– Увы, помню.
   А потом просто взорвался, вывалив на ошеломленного Дэвиса тонну подробностей.

*Der schlimmste Tag meines Lebens - худший день в моей жизни.

Не связанный такими человеческими условностями, как разделение суток на день и ночь, Ральф имел обыкновение засыпать и просыпаться когда придется. И где придется. Потому что, обладая истинно кошачьими повадками, он был способен в точности принимать форму рельефа любой поверхности и вполне комфортно себя чувствовать, засыпая где-нибудь на перилах одной из двигающихся хогвартских лестниц.
   Именно поэтому он не особо возмущался, когда был беспардонно разбужен в несусветную рань полдесятого (ну и еще, пожалуй, потому, что описанное выше явление не возможно в силу характера Ральфа). Скамандер сладко потянулся, образуя из своего позвоночника триумфальную арку над диваном. Спихнул со своего живота аппетитную попку четверокурсницы и скатился на ковер. Со знанием дела попытался сделать снежного ангела. Осознал тщетность бытия. Потянулся. Выудил из-под дивана непочатую бутылку вискаря, приложился к ней и пошел в спальню.
   Собственно, Скамандер вполне мог не появляться в спальне неделями, если бы сундук возле его кровати не хранил в себе те замечательные вещества, которые выдавали ему пропускные билеты на ту сторону сознания. Поэтому его относительно утренние возвращения и предшествующие ему валяния в варьируемой части Хогвартса были делом обычным. Ральф воспринимался окружающими, как милая деталь интерьера. Если он занимал диван, на котором кто-то хотел посидеть, его просто отодвигали, что совершенно не означало его пробуждение. Если день был будним, то в качестве будильника обычно выступал Роджер, встряхивающий Скамандера за шкирку и отволакивающий его в душ. Подобное обращение Ральф томно называл «агрессивным проявлением сдерживаемого сексуального желания» и откровенно наслаждался ситуацией.
   Однако сегодня в расписании утренней побудки староста отсутствовал. Мир чудный, ясный, каким не бывает в не измененном состоянии сознания, влипал в глаза, просачивался по нервам в мозг и расплывался по всему телу импульсами чистой энергии, искрился на кончиках пальцев. Весь мир, размером с глазное яблоко или с яблоко раздора, сминался ворсинками ковра под босыми ступнями Ральфа. Улыбчивые духи липли к окнам, заглядывали в теплое помещение. Скамандер прижимался к стеклу и всматривался в их полупрозрачные лица широко открытыми глазами, как будто в поисках откровения.
   Ступеньки поскрипывали под его шагами совершенно волшебно, хотя не должны были скрипеть вовсе. Ральф радостно повисал на перилах, перегибаясь через них, или просто сползая по ступенькам, и поливал все вокруг вискарем. Картинка для обитателей Рейвенкло привычная, но все еще достойная разглядывания. Потому что двигался Ральф с неизменной, но неосознанной грацией, и если уже повисал на перилах, то делал это так, как будто участвовал в балетной постановке и репетировал эту сцену полгода. Не то, чтобы он был настолько неадекватен, чтобы не контролировать свои движения. Он просто не видел в этом надобности. Наконец Ральф достиг двери. Она показалась ему такой гладенькой и приятной, что она распластался по ней, подражая липнущим к окнам духам, и ввалился в спальню, обнаруживая, что обаятельная предательница вовсе не была закрыта.
   В спальне мир закрутился тугой спиралью в двоих парней, источающих мрачную, черную слизь, пятнающую его замечательный, прекрасный и чистый мир.
– Ребяааата, – расплылся в улыбке Ральф, раскидывая руки и поливая остатками вискаря ковер. Мир перед ним маячил уже не так ясно и стремился утечь из зарождающихся объятий. – Ну, разве можно быть такими мрачными. Идемте в теплицы. Я покажу вам лето. Спустимся в нижний мир. Духов вам покажу. Идемте. А?
   Парни серые и пустые выглядели смутно на кого-то похожими. Всплывали какие-то неясные образы и накладывались на картинку прекрасного и волшебного мира. Маячили перед глазами полупрозрачный изгиб шеи и разбегающиеся под тонкой кожей голубоватые реки венок. Реки…
– Искупаться бы… – задумчиво протянул Ральф. Качнулся и вместо мира, заключил в объятия не готового к такой чести Роджера. – Идем со мной, – жарко выдохнул Скамандер на ухо старосте. – Я знаю правильный путь! – заявил он, как умирающий разведчик своему боевому товарищу. – Я выведу вас!

Пока Шлафлос рассказывал о том, что творил Роджер Дэвис, великий и ужасный, на вечеринке хаффлпаффцев, на лице лучшего друга одна за одной мелькали эмоции стыда, страха, паники, ненависти, омерзения и ужаса. Да, нормальным поведение старосты Рейвенкло ночью не назовешь. Хорошо, что он послушался и сел, а то ловил бы его как обморочную девицу. Больше всего Роджер боялся хаффлпаффцев и тех слухов что преследуют жуткое имя Пеппи Лонгстокинг, это было заметно по тому выражению вселенской скорби, которое читалось в глазах Дэвиса при упоминании феерической рыжей неприятности.
– Блядь - мельком, немец подмечает слово из лексического запаса Рори Янга, гриффиндорца, приятеля рыжей неприятности, странного типа, невероятного идиота, как впрочем и все гриффиндорцы, и что самое странное репейника Роджера. Янг не мог оставить Роджера в покое, и вот, пожалуйста, культурный Дэвис ругается как маггл. Решительно-холодный и невероятно нервозный тон заставил Артура забыть о событиях той ночи и просто похоронить его в их с Дэвисом общих воспоминаниях. Навсегда. И никогда не вспоминать. Пока Роджер одевался, Артур решил что было бы очень неплохо сменить пижаму на школьную форму, или, хотя бы, на нечто похожее на одежду наследника семейства Шлафлос. Он встал, выудил из шкафа костюм, белую рубашку и галстук и начал облачать себя во все это.
Как только Артур закончил с пересказом вчерашних событий и оделся в спальню ввалился Скамандер. То, что сосед не ночевал в спальне было не ново, удивительно было бы если бы в спальне не ночевал кто-то другой. Например... Ник? Где его носили черти? Неужели трахался с Дженнифер? Но Бемби взрослый мальчик, разберется сам со своей стервой.
   Состояние Скамандера тоже не вызывало никакого удивления. Страннее было бы увидеть Ральфа с собранными аккуратно волосами, в школьной форме и трезвым. Вот это было бы странно. Полуосмысленно звучала и его речь:
– Ребяааата. Ну, разве можно быть такими мрачными. Идемте в теплицы. Я покажу вам лето. Спустимся в нижний мир. Духов вам покажу. Идемте. А? - На секунду-две немец задумался, а Ральф вообще был трезвый или родился сразу в состоянии алкогольно-наркотического дурмана? Предложение Ральфа звучало, конечно, заманчиво, но как же его обязанности, кроме того, следует проверить, не случилось ли чего в школе. Вседозволенность должна была развязать руки гриффиндорцам, Лонгстокинг и парочке змеек. Тем временем, Ральф уже повис на Роджере, вещая о правильном пути, и уговаривая идти с ним. Сейчас и немедленно. Тем временем Ральф продолжал совращать их старосту и, кажется, Роджер уже заранее капитулировал и собирался вот-вот выдать блондинчику контрибуцию. И вот тут хрупкий мир Артура Шлафлоса, сына немецкого посла, брата сумасшедших девиц и мелкого засранца, видевшего в этом все или почти все разбила фраза его лучшего друга. Он, который знал Дэвиса уже семь долгих лет был, мягко говоря, в шоке от такого простого словосочетания:
– А пойдём. Я передумал завтракать – не хочу никого видеть Роджер оглядывается на него и тут немец, который всегда знает что ответить, понимает что... что ничего-то он не знает. Брови Артура стремительно ползут вверх, в глазах читается явственный вопрос " в своем ли ты уме?!" а осколки мира осыпаются где-то у его ног:
– Артур? Ты как? Согласен? - Вопросительное выражение лица сменяется обреченным. Арти понимает, что сейчас надо расслабиться, возможно, Скамандер не так уж и неправ. В иной ситуации эта мысль стала бы началом конца, но... не здесь и не сейчас. Никакого надзора. Самый старший по званию в этой школе сейчас это именно он, Артур Шлафлос, и никто, абсолютно никто не может сейчас снять с него баллы послать сову отцу, оставить после уроков или, Один избавь, отправить к Хагриду.  Сейчас он не просто свободен, он по-настоящему свободен. И... почему бы и нет? После всего многообразия чувств, на лице Артура появляется доброжелательная и веселая улыбка, он согласно кивает и произносит: - Пожалуй, нам всем стоит расслабиться. - он делает шаг, выходя в оставленную Ральфом нараспашку дверь и решает,что жизнь, хорошая штука, черт ее побери.

>>> Теплицы.