Дэн прогибается в его руках, такой открытый, податливый, близкий. Либшер стонет, не смущаясь, щурит глаза от непривычного удовольствия, обнимает его, Петера, за шею, целует, куда только может дотянуться; он двигает бедрами, толкаясь в ладонь Шлафлоса, ясно давая понять, чего хочет. Петер уверен, что является первым. Ничьи руки еще не касались этого разгоряченного юного тела. Ничьи губы еще не скользили по этой грудной клетке. Ничьи пальцы еще не оттягивали резинку трусов, чтобы коснуться возбужденного члена. Петер уверен, что является единственным. И это осознание заводит даже больше, чем сбивчивое дыхание Даниэля у самого уха.
Рейвенкловец ухмыляется, развратно, совершенно не свойственно самому себе. Одурманено. Безрассудно. Никто, даже Артур, даже сам Петер еще никогда не заставал такого выражения на собственном лице. Ладонью он надавливает на выпирающий через ткань боксеров член Дэна, а затем проводит ею вверх, явно намереваясь раздеть парня окончательно; во рту пересохло, Шлафлос облизывает губы, бросая беглый взгляд куда-то в сторону.
На секунду ему кажется, что в Больничном Крыле есть посторонний. На самом краю сознания, - впрочем, тут же ускользая, - задерживается шорох, еле уловимое бормотание. Немец пытается вглядеться в проем настежь открытых дверей – тень от деревянной створки или чужой силуэт? Но Дэн привлекает его для нового поцелуя, проникая языком в его рот, игриво, еле касаясь, проводя им по чувствительному нёбу.
И Петер отвечает, поддевая резинку нижнего белья Либшера указательным пальцем, чтобы. А вот нет.
Чтобы через секунду в который раз пожалеть о своем рождении на этот бренный свет.
– Да уж, картина маслом... – если Вселенная и правда так твердо решила избавиться от Петера, то могла бы придумать более гуманный способ, нежели Пеппилотта Лонгстокинг.
Девушка смотрит на них неотрывно и каменно, словно надеется, что все это ей мерещится. Наверное, именно такого взгляда удостаиваются все жертвы василисков в последние мгновения своей жизни.
Немец реагирует мгновенно и вполне предсказуемо – воровато сжавшись, он пытается вскочить на ноги, рывком разрывая объятия; рука парнишки застревает в их с Дэном одежде не хуже, чем в охотничьем капкане.
В свою очередь, Дэн обхватывает Петера за плечи, забавно подминая его под себя, готовясь героически прикрывать рейвенкловца собственным телом.
Лотта направляет волшебную палочку на младшего из Шлафлосов, её руки дрожат, а губы искривились в тонкую линию. Она переводит палочку с парнишки на шторку над их с Даниэлем головой, на пол, им за спину, движения рыжей абсолютно хаотичны, порывисты. Ею двигает обида. Разочарование.
В конце концов, пальцы прекращают слушаться хаффлпаффку, и палочка летит на пол; глаза Пеппи наполнены слезами, крупные капли, срываясь с длинных ресниц, падают на щеки.
И все это происходит в полнейшей тишине.
Взглядом Петер упирается в плечо Дэна, не в силах посмотреть на подругу. К горлу подступает удушливый, колючий ком, поэтому юноша закусывает губу, стараясь сдержаться. Его колотит не хуже незваной гости, еще не спавшее возбуждение и ужас, банальный животный ужас, смешиваются в причудливый коктейль; ему невыносимо страшно представить, что сделает брат, когда узнает обо всем об этом. А то, что Артур узнает, уже вопрос времени, а не вероятности.
Лонгстокинг поднимает свою палочку, а затем, резко развернувшись, убегает. Не сказав ни слова.
Либшер смотрит ей в след, беззвучно открывая рот, и в этот момент он похож на большую и крайне удивленную рыбу.
Перед глазами немца снуют образы: разозленный Артур ударяет кулаком о стол, да так, что толстенные книги по числомагии со свистом подскакивают; сестры воротят нос, разворачиваясь и уходя прочь так же стремительно, как Пеппи; студенты в мантиях, синих, зеленых, красных и желтых, они все шушукаются за спиной, кивая в их с Дэном сторону.
Проходит несколько минут, прежде чем Петер выходит из ступора.
- Пусти, - ком в горле никуда не пропадает, ровно так же, как и стояк. Парень пытается отстраниться, объятия Даниэля становятся удушливыми.
Нужно уходить. Уходить, пока мы, - рейвенкловец дергается, но его попросту не отпускают, – пока я не натворил еще больших глупостей. Нужно успеть перехватить Артура.
Нужно.
- Останься, - Уходить. Нужно уходить. Эта мысль, единственная, панически пульсирует в голове. – Питер, пожалуйста.
Нельзя.
Петер старается не встречаться взглядом с Дэном, но чех не намерен уступать. Объятия хаффлпаффца удушливо плотные, от его тела все еще исходит тот особы жар, его губы все так же манят. Шлафлос пытается абстрагироваться от ситуации, успокоится. Он вдыхает полной грудью, усердно сверля взглядом буро-серую каменную, как и все в этом замке, стену, силясь прийти в себя; пальцы Даниэля касаются его шеи и внизу живота что-то предательски тянет. Хочется потереться об эту ладонь, ставшую родной за считанные минуты, щекой, прижаться и забыться.
Но нельзя. Либшер поворачивает его лицом к себе и пытливо смотрит.
- Если ты и правда хочешь уйти, то я отпущу, - немец беззвучно хмыкает. Дэн сейчас настолько наигранно серьезен, что парень готов поцеловать его, лишь бы тот перестал кривляться. – Но только если ты хочешь, а не потому, что так надо.
Глаза Даниэля затягивают, тёмные и глубокие, словно дно колодца. Голос Дэна звучит совсем близко, и Петер начинает ненавидеть ту часть себя, которая заворожено улавливает каждую нотку.
Артур убьет его. Это точно. С этим фактом младший Шлафлос смирился еще в тот момент, когда увидел рыжие косы. Он скользит взглядом по огромной мраморной плите, устилающей пол, и невольно вздрагивает, представляя, как Лонгстокинг тонко верещит: «Они! Там! Вместе!» Что именно они с Дэном делали, оставалось секретом даже для самого Петера.
С Дэном.
Этот забавный еврей, замерев, словно кролик, ждет ответа. Рейвенкловец видит, как часто вздымается его грудь, как взгляд намертво прикипел к чужим губам, чувствует, как отчаянно он хватается за складки на форменной рубашке.
Петер вздыхает, тяжело и порывисто.
Брат ведь все равно рано или поздно зверски убьет его. Убьет, а затем женится на этой полувейле Бэддок.
Шлафлос тянется вперед, в очередной раз накрывая губы Даниэля своими, и целует студента. Коротко, сухо, отрешенно.
- Садись.
- Что? Зачем? – Дэн выглядит растерянным.
- Тебе понравиться, – пользуясь замешательством хаффлпаффца, немец выскальзывает из объятий. От долгого сидения в неудобной позе ноги немного затекли, поэтому спуститься с желанной элегантностью не получается.
Петер слезает с чужих колен, и, устало охнув, встает на ноги. Он нависает над Дэном, который послушно садиться, развернувшись, и свешивает ноги вниз. Чех смотрит с интересом, покусывая нижнюю губу; Либшер нетерпеливо мотает ногой, так, как это делает множество детей, чем вызывает беглую улыбку на устах Шлафлоса. Которая, в прочем, тут же пропадает, стоит ему, упершись руками по обе стороны бедер Даниэля, склониться, одаривая его поцелуем. Затяжным, страстным, жадным; от очередного укуса тонкая кожа нижней губы Дэна трескается, Петер чувствует сладковатый привкус железа.
- Только обещай мне одно, - с этими словами немец разрывает поцелуй и опускается на колени, теперь уже смотря на своего новоиспеченного любовника снизу-вверх. – Предупреди, когда больше не сможешь сдерживаться.
Штаны Даниэля падают к его ногам, вместе с бельем, а уже через секунду он протяжно стонет, давясь воздухом. Губы Петера на его члене – пожалуй, еще никогда в жизни ему не было столь хорошо. Шлафлос подходит к вопросу со скрупулезностью профессионала: он обхватывает ствол у основания пальцами, заключая его в плотное кольцо, помогает себе, и сосет неглубоко, уделяя больше внимания покрасневшей от возбуждения головке. Член Дэна значительно меньше, чем у Артура, поэтому управляться с ним куда легче.
Свободной рукой Петер расстегивает молнию на своих штанах; парень приоткрывает рот шире, а сам поднимается на коленях немного выше, чтобы можно было позволить головке потираться о нёбо при каждом движении. Он ведет головой вкруговую, так, чтобы член пошло оттягивал щеки изнутри; выпускает на мгновение зубы, а Либшера уже трясет, просто колотит, он еле держится, это видно невооруженным глазом.
Чех запускает руку в растрепанные светлые волосы, надавливая на затылок в попытке углубить проникновение. Дэн облизывает губы и стонет, стонет так громко, что начинает хрипнуть, совершенно позабыв о том, что их с легкостью могут обнаружить. Хаффлпаффец борется с желанием запрокинуть голову назад, до громкого хруста в шее, потому что не хочет упустить ни один миг из всего, что происходит.
Но Даниэль смотрит.
Смотрит, как Петер ритмично двигает руками и ртом, как подрагивают его плечи, как бегают под закрытыми веками глаза. Слушает, как немец постанывает, от чего его горло так восхитительно вибрирует, как что-то развратно хлюпает там, в его руках.
- Питер. Совсем… - тяжелая отдышка, Дэн даже не уверен, слышит ли его Питер. - Совсем скоро.
Немец открывает глаза, устремляя расфокусированный взгляд вверх, к Дэну. Он точно знает, что нужно делать, в каком ритме нужно ласкать себя, чтобы быстро кончить; Артур никогда не отличался особой чуткостью.
Шлафлос осторожно выпускает чужой член изо рта. Ноги абсолютно не слушаются, поэтому подняться выходит с трудом; рейвенкловец чуть не падает на Либшера, стараясь наклониться. Цепкие пальцы вновь обхватывают, но теперь одновременно их двоих. Всего пара ловких движений вдоль влажных, скользких стволов; Петер прижимается лбом ко лбу Даниэля, он тянется к губам студента, но не закрывает глаза.
И зря.
Волна удовольствия, неконтролируемая, неожиданно сильная. Петер смотрит в карие глаза, внимательно вглядывается.
И видит слабый голубой блеск. Видит пшенично-золотые пряди. Видит широкие скулы. Узкие, бледные губы.
Всего на секунду, возвращаясь к реальности с перерывистым возгласом.
- Питер!
Его форма испорчена. Как и пижама Дэна.
Как и, если быть совсем уж честным, вся последующая жизнь.
Шлафлос еще долго моргает, уже лежа в объятиях Даниэля, силясь прогнать видение.
Прогнать голубые глаза, золотистые волосы и властный подбородок.
Пускай все это достанется Бэддок.
